Минувший театральный сезон для актрисы Татьяны Гладневой был необычайно насыщенным. Во-первых, она отметила личный юбилей, а во-вторых, ее репертуарный лист пополнился сразу тремя новыми персонажами в спектаклях «Эдит Пиаф. Больше, чем любовь», «Снежная королева» и «Лес».
Наша справка. После окончания Пермского института культуры в 1994 году Татьяна Гладнева пришла в Пермскую драму. Творческая биография молодой артистки началась под чутким руководством педагога, режиссера Ивана Тимофеевича Бобылева. Татьяна Гладнева была занята в пьесах Островского, Тургенева, Розова, Кокто. С 2006 года актриса служит в Пермском ТЮЗе, на сцене которого она сыграла почти четыре десятка ролей. Среди них Ильичиха в «Охоте жить», Незнакомка в «Безымянной звезде», Анна Одинцова в «Отцах и детях», Солоха в «Ночи перед рождеством», Ворона в «Сказках про Ежика в тумане», тетя Кетеван в «Я вижу солнце». Две работы стоят особняком — Наталья в «Отрочестве» и Лиззи в «Продавце дождя» — самые известные и любимые зрителями. Татьяна Гладнева — дважды лауреат премии г. Перми в сфере культуры и искусства (премия имени народной артистки СССР Л.В. Мосоловой, 2004 г. и 2017 г.), лауреат фестивалей «Волшебная кулиса», «Волга театральная», обладатель специального диплома Ассоциации театральных критиков.
О премьерах 59-го сезона, творческом становлении, актерской этике и молодом поколении мы поговорили с Татьяной Викторовной.
- Татьяна Викторовна, в одном из своих интервью вы рассказали, что актерские способности у вас проявились еще в детстве – вы читали стихотворения, сочиняли монологи… Получается, поступив в театральный институт, вы исполнили свою детскую мечту?
- Совершенно верно. Сразу после школы мама мне сказала: «Все, Таня, поедем!». Так я поехала поступать в Петербург, где со второго тура, естественно, слетела…
- Почему «естественно»?
- Видимо, я мало готовилась, потому что думала, раз Бог дал способности, то их заметят и скажут: «Всё, учимся». У меня было много энергии, а веры в себя – не так много. В 9-10 классах (тогда 11-го не было) я ходила в театральную студию, мой мастер, Андрей Жетлухин, помог мне с программой. Сейчас я понимаю, что мне нужно было самой подбирать произведения, но тогда я прислушалась к человеку, и, видимо, не убедила комиссию репертуаром. У меня в программе были неизвестные авторы, помню, читала стихотворение про комара (смеется).
- И как попали в Пермский институт культуры?
- Случайно. Я расстроилась, конечно, после того как не поступила в Петербург, начала снова готовиться. Вдруг знакомый парень позвал в Пермь съездить за компанию. Он поступал в театральный. В итоге меня взяли, а его – нет. Я училась на курсе у Геннадия Анисимовича и Галины Сергеевны Фоминых. В свое время у них же учился мой педагог в театральной студии Андрей Жетлухин. Он говорил, что важен не город, а педагог, который даст профессию.
- Вам нравилось учиться?
- Очень нравилось. Мы пропадали в 105-й аудитории (аудитория во втором корпусе ПГИК, где проходят занятия по актерскому мастерству и репетиции будущих спектаклей - ред.), как обычно студенты делают, допоздна задерживались.
Мне нравилось все, нравилось актёрское мастерство, сценическая речь, вокал, фехтование. Даже сейчас: попроси встать в боевую стойку фехтовальщика - встану. У нас был очень дружный курс, настоящая семья. Сейчас мы с некоторыми ребятами работаем вместе, например, с Димой Юрковым. А с остальными – общаемся в соцсетях и раз в год встречаемся лично.
Позже нас 13 человек с курса взяли в драматический театр (ныне Театр-Театр-ред.). Тогда же случилась моя первая роль в театре. Это был спектакль «Джентльмен» (по пьесе А.И. Сумбатова-Южина — ред.) режиссера Александра Сергеевича Володина, который пришел посмотреть наш курс. Выбрали студентку, меня, на роль Кэт, девушки из высшего света, которая выходила замуж не по любви за очень возрастного дяденьку. И мне поначалу казалось: какой ужас! Но потом я подумала, что сыграю интеллигентку, воспитанницу! Спектакль мы репетировали с Александром Сергеевичем, но под руководством Ивана Тимофеевича Бобылева.
- Каково это – первый раз попасть на сцену большого театра?
- Ощущения не описать, потому что они смешивались с восторгом и страхом. Ты не умеешь руководить собой на сцене, ощущать себя в пространстве… Но все опасения быстро ушли, потому что рядом со мной были мастера, которые верили в меня и говорили, что все получится! Атмосфера была замечательная. Ко мне относились как к дочке, как к сестре, как к хорошей знакомой. На меня уже как на маленькую звездочку смотрели, и я думала: «Ну ничего себе, так бывает?».
- Расскажите про работу над этой ролью.
- Роль была непростая – столько текста, которым нужно было овладеть, с чем мне помогала прекрасная Юлия Васильевна Найдина, которая преподавала нам сценическую речь. Мне повезло, у меня не было проблем с пермским говором, так как я приехала из Краснодарского края. Я уделяла внимание другим моментам в речи. Мне удалось овладеть текстом, внутренней жизнью, чтобы передать не просто буквы, а смысловую и эмоциональную нагрузку. Сейчас вспоминаю, какие были прекрасные костюмы в спектакле! И нужно было раздеться на сцене. Первая работа в театре - и такой вызов! На меня надели белье телесного цвета и тоненький шелковый пеньюар, светом подсветили фигуру, а я – тоненькая, красивая. Волосы еще длинные были…
- Сейчас, уже имея опыт за плечами, как вы работаете над ролями?
- Во-первых, когда дают читать пьесу, я сразу думаю кто будет моим партнером, потому что мы знаем, что 80% успеха – это материал и 20% – партнеры, потому что театр – искусство коллективное. А если в жизни ты с ним мало общался, как ты можешь с ним про любовь что-то играть, или где он твой сын, а ты мать? И думаешь: «А где найти пути, какие-то ниточки, которые свяжут вас?». И знаете, как интересно, когда ты соприкасаешься с ребятами по площадке, мы очень близко сближаемся по-человечески, меняемся к лучшему.
- Говорят, дружба работе мешает…
- Действительно, но я близко не подпускаю, понимаю, что это опасно. Однако, замечаю, что внутренние изменения в общении как-то плавно перетекают на сцену, и это чувствует зритель. Мы думаем с партнером, как мы можем эту тему в спектакле пронести так, чтобы зритель ушел неравнодушным. Для меня это важно.
- Вы чувствуете настроение зала?
- Да, и если зритель уходит с «холодным носом», то я очень переживаю. На последнем спектакле «Эдит Пиаф. Больше, чем любовь» у нас была половина зала, я подумала: «Наверное, май, все сажают картошку, пятница, вечер, некогда» (улыбается), а я все на личность воспринимаю, может, не доиграла… С себя ответственности не снимаю.
- Как вы готовитесь к спектаклям, которые уже выпущены? Что вы делаете?
- Я в автобусе готовлюсь, пока свой длинный путь еду до театра. Мне час надо ехать из Кондратово. И у меня всегда с собой роль. Честно скажу: мы очень быстро сдавали последний спектакль, и текст ещё не до конца присвоен. Он должен быть так присвоен, что я говорить могу им. Но, знаете, когда я читаю текст, который на следующий день должна говорить, я всё время вижу бегущую строчку. Но в какой-то день я понимаю, что уже не вижу строчку, я вижу что-то другое. Уже нет такого волнения. И, конечно, накануне я перечитываю роль. Не то, что я буквы перечитываю, я перечитываю то, что я записала во время репетиций, то, что мне режиссёр говорил. Заметки на полях. И каждый раз думаю: а как сегодня будет звучать эта тема?
- Каждый раз находите новое звучание?
- Каждый раз. Я это и своим ученикам говорю! Ты же не можешь всё время быть на одном и том же градусе. Тебе нужно понимать, о чем у тебя сегодня будет первый шаг в эту роль, какой у тебя будет сегодня манок туда идти. Тема ясна, буквы понятны, а что сегодня происходит, что мы могли бы сказать через эти слова нашим сегодняшним зрителям? И тогда это как бы по-новому происходит. Думаешь: какая интересная интонация возникла, которой не было раньше, и партнёры это считывают. А если каждый артист будет думать на эту тему - и спектакль будет долго жить.
- Кстати, о долго живущих спектаклях. В «Отрочестве» у вас уже столько сменилось «сыновей». Насколько разные для вас это были спектакли?
- «Отрочество» идет уже 13 год. Спектакль сегодня другой. Кто видел разные составы, говорит, что это пять разных вариантов. В нем, может, меньше теплоты осталось, потому что составы меняются, но моя героиня держится (улыбается), герои Вячеслава Тимошина, Дмитрия Юркова, Александра Красикова остаются. Наши эпизодические работы держат каркас спектакля. Предпоследний состав был со Степкой (Степан Сопко, ныне актер Театра-Театра -ред.), мне было больно с ним расставаться, ведь когда ты видишь на глазах у партнера слезы, то там твоих слез уже не надо. Я сейчас редко вижу такие вещи, честно вам признаюсь, а у Степки я ещё видела. Он сидел в конце спиной в зал и плакал, и даже сейчас от воспоминаний я тоже могу расплакаться.
- «Эдит Пиаф. Больше, чем любовь» – ваш бенефисный спектакль, приуроченный к вашему юбилею, почему выбор пал на этот материал?
- Личность Эдит Пиаф, о которой я говорю на сцене, меня потрясает. Не столько величиной своего таланта, сколько тем, что она падает и встает. Эдит так и говорила: «Если мне Бог дал талант, я должна это сделать». Я недавно посмотрела фильм «Жизнь в розовом цвете», и не спала всю ночь, настолько он меня поразил.
- Получается, вам важен человек, образ которого вы создаете…
- В любой роли мне важен внутренний мир героини. Эдит Пиаф была верующим человеком, падала, вставала, верила в лучшее, шла по жизни и всегда говорила, что для нее успех – это талант, огромный труд и легкий толчок в спину. Талант – это дар Божий, но без труда он меркнет и превращается в ничто. Необходимо с уважением относиться к данным тебе талантам и способностям. Надо трудиться каждый день, даже скороговорки говорить. И лёгкий толчок в спину – это вера в тебя. От кого? Те же самые товарищи, которые верят в тебя, это зрители, но и, естественно, близкие люди, мастера, режиссеры.
- Вообще, режиссеры часто дают вам роли матерей – в «Отрочестве», в спектакле «Алиса в стране чудес», няня – в «Дубровском» и др. Как думаете, почему?
- В паспорт нужно смотреть (улыбается). Ты себя в зеркало-то видишь. Если тебе уже за сорок. А кого я должна играть? Любовниц? Джульетт? Хорошо, когда попадает роль, когда ещё можно полюбить. Думаешь: ничего себе, какие классные пьесы есть, какой материал!
Я повзрослела, в профессии в том числе, подхожу по возрасту, хотя бабушек играть пока не стремлюсь. Наверное, здесь амплуа имеет значение. Ты можешь и до сорока лет играть маленьких девочек, если в тебе есть такое. Я вспоминаю момент, когда мы с Михаилом Юрьевичем репетировали «Продавца дождя». Лиззи там за 33 года было, а мне на тот момент – больше. И режиссер это понимал, но говорил, что я с ролью справляюсь. Если бы он видел, что что-то не так, наверное, он бы не дал мне эту роль. Я считаю, что мастеру нужно довериться.
А мать... Образ Натальи…(в спектакле «Отрочество»-ред.) Я, читая материал, всегда думаю и соотношу с собой. Л.Н.Толстой все написал, все подробности, мелкие детали. Я прямо картины рисую, вспоминаю, как меня мама укладывала, она не сидела, может быть, со мной, но также тепло относилась и верила… Я люблю материнские роли, для меня мать – святое, у меня у самой двое детей, я из многодетной семьи, нас было трое. Я убеждена, что определяющим является воспитание и теплота, идущие из семьи, и главная роль здесь у матери.
- Недавно прошла премьера «Леса» (реж. Константин Яковлев), где вы играете госпожу Гурмыжскую – женщину, у которой нет детей…
- Моя героиня все равно ищет этого, она ищет теплоты душевной. Дети – это не случившееся, это ее боль, вот почему она так себя ведет. Наверняка, она ночами плачет в подушку… Мне интересно сыграть такую героиню, а не просто показать ее порок, которого нужно опасаться в жизни, ведь искушения подстерегают нас на каждом шагу. Для меня важно искать её боль. Я нашла, может быть, поэтому мне очень дорога эта роль. На первый взгляд, Гурмыжская – порочная женщина, а потом оказывается, она ищет себе пути отступления, от порока уходит в любовь. Я для себя всегда должна оправдать героиню, какой бы плохой она ни была. Я должна понять, где ее болевая точка. Почему она так поступает? Недолюбленность опять-таки. Моя героиня – человек одинокий, у нее нет ни мужа, ни детей. Может быть, она действительно в этом юноше нашла и сына, и любовника, и мужа…
- Эдит Пиаф, Снежная королева, Гурмыжская... Наверное, роли требовали какого-то самосовершенствования? Что вам приходится изменять в себе, чем жертвовать? Чему учиться? С чем сталкиваться?
- Ну, давайте последней работы коснемся, «Леса». Что мне надо было? Мне надо было на три килограмма минус сделать, это случилось. А откуда такая мысль появилась похудеть срочно? От эскизов, которые я увидела. Увидела костюмы: они достаточно броские, требуют идеальной фигуры.
Но мы все любим на ночь покушать, артисты. После спектакля ты должен поужинать, а уж на ком-то больше отложится, на ком-то меньше... Я купила абонемент в зал и три месяца два раза в неделю ходила, и сейчас я не брошу, и не брошу, наверное, никогда, потому что мне это не только для роли, мне это для жизни надо. Потому что с возрастом понимаешь, как ты чувствуешь своё тело, если ты был на тренировке, и как, если ты там не был. Я не ела после семи, я ходила в зал. Сейчас я ем после семи и хожу в зал.
В «Эдит Пиаф» мне нужно было владеть французским языком. Я его учила в институте, мы занимались, но это было очень давно. Как известно, если постоянно языком не заниматься, то он забывается. Для того, чтобы овладеть французским для спектакля, я занималась с репетитором, и мы разбирали песенный репертуар, который я исполняю в спектакле. И я слушала, записывала произношение на диктофон. Я весь отпуск провела с папкой и просто наговаривала тексты. Вот здесь я язык учила.
Какие-то новые вещи приходится осваивать постоянно, и они меняют тебя. Профессия у нас такая: сколько ролей, столько новых навыков приобретаешь, и они меняют тебя, развивают. Мне кажется, в любой профессии учиться всегда полезно.
- В продолжение семейной темы: учитывая тот объём работы, который у вас есть сейчас, тот репертуар, те многочисленные репетиции до ночи, не гложет ли вас, что вам не хватает семьи, детей? И говорят ли они вам: «Мама, почему ты там, а не дома?» Или они наоборот с пониманием к этому относятся?
- Так как муж у меня тоже творческой профессии, он понимает всё и очень помогает, несмотря на то, что очень занят.
Дочь уже взрослая, недавно закончила политех, живет и работает в Петербурге. Она маму мало видела, больше времени проводила с бабушкой. Но мы часто путешествовали вместе.
Я отдаю себе отчёт, что очень мало провожу времени с сыном. Но бывают же такие моменты, когда ты дома. И хотя я человек творческой профессии, которая на виду, я очень домашний человек. Когда громко телевизор говорит, я прошу сделать его потише. И когда свет мужчины мои включают дома, я говорю: «Чуть-чуть поменьше». Локальный свет я люблю. Почему? Потому что лампы на сцене. И конечно, для меня это большая радость - заниматься домашними делами, когда мы вместе время проводим.
Я считаю, что когда я чувствую, что я ребенку что-то должна додать, я бросаю всю себя и говорю: «Сынок, неси книгу». Мы очень часто читаем на ночь. Вот сегодня я готовлю, а сыну задали читать авторов пермских по внеклассному чтению, и мы читали. Папа читает, мама готовит обед, сын сидит слушает. Потом они меняются: он читает, папа слушает, мама не шумит сильно кастрюлей. Телевизор молчит. И мы провели так два часа. Какое счастье!
- Вы уже сказали, что вы дома читаете и что в успехе спектакля важен материал. Что вам нравится из драматургии? Из авторов, из произведений?
- Всё, что я играла. Я считаю всё, что сегодня в твою жизнь пришло, с этим надо было столкнуться. А приходит хорошее. Да у нас не может быть плохого: у нас театр юного зрителя.
Конечно, весь классический репертуар, который у нас шёл, – это замечательно. Мне, наверное, хотелось бы поиграть и Чехова, и Горького. Горького вот я не играла. В «Чайке» Чехова я Машу играла, ещё в Театре драматическом.
Я бы поиграла «Чайку» Чехова в нашем театре, опять же роль матери. У Горького я бы поиграла в пьесе «Дети солнца», Диану в «Собаке на сене». Шекспира я хотела бы сыграть, мать Гамлета. Главное, героя найти в театре, а все остальные подтянутся. Вот нашёлся бы Гамлет! Хочется играть классические произведения, потому что классика – это беспроигрышный вариант.
- Нашли ли вы своего режиссера? С кем бы хотели поработать?
- С одной стороны, найти своего режиссера – это большое счастье для актера, с другой – что другие актеры будут играть? Лучше, когда у режиссера есть для тебя работа, когда тебе дают возможность сыграть. Для меня в период становления таким режиссером был Иван Тимофеевич Бобылев. Он просто смотрел на меня и говорил: «Вы это сможете». Всё. Понимаете, три слова: «Вы это можете» или «Вы это сможете сыграть». И еще: «Таня, говорите ниже». Я долго не понимала почему «ниже», только сейчас понимаю – потому что героиня должна говорить грудным регистром, но никак не на верхах. Потому что как педагог по речи я теперь понимаю, почему это неубедительно. Вот это мой первый учитель, вот это мой режиссёр был. Я его обожала, очень верила в него, и он видел это.
Однажды мы работали с Игорем Лысовым, учеником Анатолия Васильева, с ним мы репетировали роль Лавинии в спектакле «Джулия Фарнезе». От него я тоже услышала одну ценную фразу: «Актеру надо играть с открытым забралом». Теперь я понимаю, что нужно играть с открытым сердцем.
Я не могу сказать, что нашла своего режиссера, я хочу сказать, что важно, чтобы режиссер видел в тебе потенциал и чтобы было взаимное доверие.
- Было такое, что вы привносили что-то в спектакль, в образ своей героини?
- В образ героинь - всегда, это неизбежный процесс, и в сам спектакль приносы возможны. Например, в «Эдит Пиаф. Больше, чем любовь» есть момент в конце со свитером. Она подарила его легионеру, но надела его на себя в процессе их диалога, и в порыве эмоции могла уйти в нём, но вовремя заметила. Подарок должен остаться с тем человеком, кому подарен, и в финале моя героиня вернула свитер, сняв с себя. И эмоциональное, кульминационное объятие в конце спектакля родилось в этот момент возврата свитера. Я постаралась сделать точный перенос объятий Эдит Пиаф (так нежно Эдит обнимала своего последнего мужа). Вот именно эти ладошки, вот это мгновение. Я предложила Константину Александровичу (Яковлеву - ред.) так сыграть, он посмотрел мизансцену со стороны, и она осталась в спектакле. Такое доверие между режиссером и артистом важно. Я любому режиссеру могу довериться, если я вижу, что он имеет вкус и меру. Для меня это самое главное.
- Мы заговорили о режиссерах и о материале, а вы смотрите спектакли в других театрах?
- Смотреть спектакли очень важно! Я сейчас пойду смотреть «Лес» в другом составе, потому что я уже месяц не играла этот спектакль, мне важно понимать, где нужно поджать ритмически, как слушает зал, как другие артисты ведут сцену. Недавно мы с Ксенией Жарковой съездили в Петербург в творческую командировку от Союза театральных деятелей России на театральный фестиваль «Арлекин», посмотрели много замечательных спектаклей, например, в театре В.Ф. Комиссаржевской «Трепет моего сердца». Актеры в нем прекрасно работают, и мы, смотря спектакли, учимся. Несмотря на то, сколько ты работаешь в театре, очень важно видеть со стороны. И когда ты становишься зрителем, и можешь сопереживать сам, быть просто зрителем, это такое великое чувство! Когда театр вызывает это в тебе, такие чувства сопереживания, так воздействует, это просто счастье!
- Вы давно работаете в театре, приходят молодые актеры, меняется ли актерская школа?
- Конечно, нам не хватает школы у молодых ребят. Сейчас такое поколение телефонизированное, некоторые молодые люди стали более циничными в нашей профессии и ложным цинизмом прикрывают свою внутреннюю уязвимость, и я чувствую, что уходит душевная теплота. У них кожа становится защитой, кажется, так легче, проще, но в профессии это не работает. У актера должна оставаться «тонкая кожа», потому что чувственный подход в нашей профессии очень важен, а в жизни уметь защититься.
- Вы помогаете молодым актерам в работе, передаете опыт?
- Стараюсь. Может, я где-то кажусь строгой артисткой, но я недавно сделала замечание на спектакле «Отрочество»: «Понимаете, когда идет письмо мамы, не должно быть шепота за кулисами, не потому что я могу забыть слова, а потому что мы должны уважать друг друга». Молодые ребята сейчас об этом иногда забывают, да и в институтах недостаточно уделяют внимания этике. Я сказала недавно одному артисту, что есть такая театральная традиция: неважно, сколько вам и вашей партнерше восторженный зритель подарил цветов, мужчина должен отдать на сцене один букетик, цветочек своей партнерше в знак благодарности, потом за кулисами партнерша возвращает букетик. И вам решать, что делать дальше с цветами. О таком нужно говорить, иначе мы так потеряем традиции театрального искусства.
- А были у вас подобные ситуации, связанные с нарушением театрального этикета?
- Помню, мы репетировали спектакль по пьесе «Бешеные деньги», я приехала после лета, загоревшая. Лидия Владимировна Мосолова (народная артистка СССР, ведущая актриса Пермского драматического театра - ред.) тогда подошла к нам как-то за кулисами и сказала: «Вы не должны были так загорать, вы играете пьесу А.Н.Островского, в это время не загорали. У вас должна быть белая кожа». Смыть загар я, конечно, не могла, но на всю жизнь запомнила, что не должна загорать, репетируя или играя роли, где этого не требуется.
- Есть то, что мешает в работе?
- Главное, что мешает, – непартнёрство. Но мы все живые люди, говорим, исправляемся, учимся уважать друг друга. Театр – это же такая людная семья, в которой каждый друг к другу прислушивается. Я воспитанница театра-дома. С Михаилом Юрьевичем Скомороховым театр-дом сохранялся, сейчас будем думать, как это сохранить с приходом нового художественного руководителя.
- Кроме работы в театре, вы преподаете в студии творческого развития Константина Хабенского. Помогает педагогика в работе?
- Мне кажется, что все, что приходит в твою жизнь, работает на основную деятельность, тем более ТЮЗ – детский театр. Искать подход к ребенку важно. Мало кто из ребят выбирает актерскую профессию, но у них меняется мировоззрение. Мы помогаем ребятам не остаться на улице, где их может подстерегать опасность, когда они предоставлены сами себе. Для меня большое счастье получать сообщения: «Татьяна Викторовна, как важно, что вы в меня поверили». Потому что я по себе знаю, как важна вера. Я вижу, как ребята меняются, становится увереннее. Они меня тем вдохновляют, дают силу для дальнейшей работы, я преподаю в студии дисциплину «Культура речи», которая без сомнения пригодится им независимо от выбора профессии.
- Какой совет вы бы дали человеку, который хочет связать свою жизнь с творческой профессией, как ему найти свой внутренний стержень?
- Есть прекрасная фраза «Выбери работу по душе, и не будешь работать ни дня». Так у меня случилось. Я не работаю, я живу театром. Отбери у меня его, я завяну, как цветок. Нужно идти в эту профессию, не слушать никого, доказать, что ты можешь. Мне мама тоже говорила: «Ты, Таня, пойдешь туда, в профессию, которая не приносит дохода, но если ты чувствуешь в себе желание быть актрисой, - иди…». Она верила в меня и помогала идти к мечте, как и отец, как и вся семья. Мне кажется, это единственный путь: нужно идти и быть верным себе, слушать себя, а как по-другому?
Кристина Верхокамкина, Марина Щелканова, Алла Гурина
