Чичиков-трип. Почему в спектакле ТЮЗа «Мёртвые души» все вопросы заданы в лоб, а ответы на них известны заранее

13 февраля 2018

Рецензия Григория Ноговицына в пермском независимом интернет-журнале «Звезда»

Какой русский театр не ставит Гоголя? Его ли режиссёрам, стремящимся к хорошей литературе, ярким персонажам, актуальности в трактовке классики, не воскликнуть «Чёрт подери всё», им ли не ставить его? В Пермском ТЮЗе Владимир Гурфинкель поставил поэму «Мёртвые души», чудно озаглавив сие действо как «дело о русской жизни».

У Пермского ТЮЗа долгая и славная история постановок произведений Николая Васильевича Гоголя. Спектакль 1982 года «Ах, Невский!» по «Петербургским повестям» был одной из первых работ Михаила Скоморохова на посту художественного руководителя театра. Спустя десять лет он поставил «Ревизора». А в 2009 году состоялась премьера спектакля «Ночь перед Рождеством», режиссёром которого был Владимир Гурфинкель.

Спустя девять лет Владимир Львович снова поставил Гоголя в ТЮЗе. На этот раз он выбрал один из важнейших текстов русской литературы — «Мёртвые души». Впрочем, большая часть гоголевского текста в спектакль просто не вошла, и благодаря этому он идёт щадящие два часа без антракта. Просто режиссёр и автор инсценировки Илья Губин рассматривают события поэмы с необычного ракурса, превращая похождения Чичикова в материалы уголовного дела. Из дошедшей до нас задумки Гоголя развернуть действие третьего тома «Мёртвых душ» в Сибири, куда был сослан Чичиков, создатели спектакля сделали вывод, что ссылку должно предварять следствие и суд.

Вот их материалами и стал первый том поэмы.

Действие начинается на некой каменоломне (заканчивается там же), и далее разделяется на две неравные части. Первая — собственно путешествие Чичикова (Александр Смирнов) за мёртвыми душами от одного странного помещика к другому. Вторая часть — это появление на сцене мрачного следователя (Иван Донец), который допрашивает самого Чичикова и свидетелей по его делу.

Поэтому спектакль и носит подзаголовок «дело о русской жизни». Действительно, уголовное дело — очень подходящий образ для рассказа о чём-то, что в русской жизни не поменялось даже за двести лет. Процессы, дела, суды, каторга и ссылка были, есть и будут у нас всегда. Владимир Гурфинкель, опираясь на текст «Мёртвых душ», пробует показать Россию как страну, где на бескрайних и пустых просторах обитают люди неплохие, но сломленные, страдающие от суровой жизни. К тому же, абсолютно беззащитные перед тем, чтобы оказаться на какой-нибудь очередной каменоломне.

Холодную картину русской жизни на сцене создаёт лаконичная и монохромная сценография Ирэны Ярутис. Чёрные ватники и белое исподнее на героях, чёрные табуреты и белые камни оживляет эффектная световая партитура, выстроенная Евгением Ганзбургом. А физического и символического объёма всему происходящему придаёт идущий на заднике видеоарт, подготовленный Натальей Наумовой. В нём безжизненные виды русских лесов и полей сменяют фигуры людей в белом, которые зеркально отражают действие на сцене. Видимо, это по-настоящему мёртвые души.

В этом мрачном пространстве, как в одном популярном треке, едет по России и никак не доедет до конца Павел Иванович Чичиков. За последнее время это уже второй выход на сцену ТЮЗа Александра Смирнова в роли обаятельного мошенника. Но если в «Продавце дождя» его герой был романтиком и мечтателем, то в «Мёртвых душах» это воодушевлённый, ищущий плут. Смирнов в этом спектакле удивляет двумя сильнейшими монологами, которые он произносит в начале и в конце, и той хитростью, с которой его Чичиков втирается в доверие к каждому из помещиков.

Сами помещики — это настоящий паноптикум странных людей, отлично сыгранный артистами ТЮЗа. Образы гоголевских героев здесь далёк от тех представлений, которые нам всем привили ещё в школе. Плюшкин Александра Красикова манерами и голосом отдалённо напоминает белку Скрэта, разве что вместо жёлудя у него табуретки. Собакевич Якова Рудакова размашист в своей ярости. Суетливая Коробочка Романа Кондратьева (все роли в спектакле играют мужчины) таскает с собой в тележке тело покойного мужа (Александр Королёв). А самым ярким помещиком получается жеманный и комичный Манилов у Михаила Шибанова. Совместная сцена Шибанова и Смирнова — пожалуй, самый запоминающийся своим юмором эпизод спектакля. В основном потому, что до и после он держит абсолютно серьёзную мину.

Все эти необычные образы в купе со сценографией, видео-артом и музыкой Виталия Истомина превращают «Мёртвые души» Гоголя совсем не в уголовное дело, а в некое наваждение. Кошмарный и тяжкий сон о России, который мерещится то ли главному герою, то ли зрителю. Кажется, что, когда Чичиков бросает кучеру (Александр Шаров) крик-рефрен всего спектакля «Гони, Селифан!», они начинают мчать не по стране, а по подсознанию. Вся уголовно-процессуальная тематика спектакля — лишь часть завораживающего эффекта этого Чичиков-трипа.

Этот слегка психоделическое впечатление от «Мёртвых душ» можно было бы считать достижением, если бы не одно «но». Дело в том, что общее ощущение наваждения возникает из люфтов между элементами, составляющими этот спектакль, а также разницей между ними в проработке. Ведь одни вещи сделаны здесь с явным перебором, а другие, наоборот, не доведены до ума.

Перегибы особенно видны в изображении героев. По словам Владимира Гурфинкеля, в этой постановке он хотел показать описанных Гоголем людей не сатирическими, а трагическими персонажами. Хорошая идея, которая реализована с точностью до наоборот. Артисты ТЮЗа с полной отдачей играют (а местами откровенно переигрывают) каких-то совершенно гротескных и гипертрофированных персонажей. Встреченные по дороге мужики и Селифан вообще показаны вечно скорченными и стереотипно пьяными мужиками. Поэтому в «Мёртвых душах» возникают не люди, а карикатуры на людей. А сочувствовать карикатурам, при всём желании, невозможно. Хотя как обитатели сна они вполне уместны.

Но лучше всего на логику и ощущение сна тут работают проблемы с общим ритмом спектакля и драматургией. Вернее, с её отсутствием. Приём с уголовным делом выполняет лишь функцию сюжетного «костыля», необходимого, чтобы по-новому преподнести историю Чичикова и обозначить прямолинейный посыл о том, что в России от тюрьмы никогда не стоит зарекаться (режиссёр отрицает влияние повестки дня на тему спектакля). А всё остальное действие — это лишь разнообразные эпизоды, соединённые путешествием Чичикова. Но беда в том, что оно их соединяет лишь стилистически, но не смыслово. Александр Смирнов выдаёт потрясающие монологи в начале и конце, но первый уходит в никуда, а последний возникает из ниоткуда. Не по логике развития сюжета и персонажа, а потому что «надо». Вообще в «Мёртвых душах» непонятны мотивы главного героя, к тому же он никак не развивается и не меняется. Чичиков, куда ж несёшься ты? Дай ответ. Не даёт ответа. Впрочем, как и весь спектакль.

Вместо ответов «Мёртвые души» предлагают символы и вопросы. И это нормально для сложного произведения искусства. Вот только все вопросы заданы в лоб, и ответы на них известны заранее, а символы так же пусты, как и поля, которые показывают в видеоарте на сцене.