Герой для востребования. Пермские театры ищут его в классике

Герой для востребования. Пермские театры ищут его в классике

4 июня 2010

Сегодня в Интернете в разговоры о морали не вступает разве что не имеющий компьютера — очень модная тема. Ну, а театр всегда к ней имел, мягко говоря, пристрастие. Что, к примеру, подтверждают майские премьеры в двух пермских театрах. В Театре-Театре — «Сердце не камень» А. Островского. В ТЮЗе — «Предместье» («Старший сын») А. Вампилова. Всё с теми же извечными вопросами: как жить? каким быть?
 
Это удивительно: эти пьесы двух так не похожих драматургов, написанные в разные века, даже в различные общественные формации, — имеют много общего. А может, не стоит удивляться: это — свидетельство того, что краеугольные нравственные ценности вечны. Скажем, о героине Островского жене богатого купца Вере Филипповне окружающие говорят: «Святая… Душа ангельская, голубица чистая… Женщина редкостная». О герое Вампилова музыканте Сарафанове: «Святой человек… Блаженный». И Вера Филипповна Каркунова, и Андрей Григорьевич Сарафанов живут праведно. Она — жалея бедных и помогая им. Он — осуществляя принцип «Все люди — братья». Они — эталон нравственности. Не потому ли из своего далека эти характеры вернулись сегодня на сцену, что современное общество испытывает мучительную нужду в герое. Таком, который бы был безусловным нравственным лидером, — а он всё как-то не проявляется, не находится (навязываемый же сверху тем более отторгается и не приживается).
 
Итак, у театров добрые устремления найти и показать таких героев. Что из этого получается?
 
Судя по всему, режиссер спектакля «Сердце не камень» Юрий Муравицкий, несмотря на свою молодость, очень серьезный человек. В пермском театральном пространстве он функционирует по существу первый год (что, говорят, сильно отвлекает его от служебных обязанностей худрука в Лысьвенском театре — там он, опять же говорят, вообще появляется редко). Однако не побоялся дебютировать классической пьесой, которая за 130 лет своего существования чаще имела на сцене неуспех, чем наоборот.
 
Ее интрига завязана вокруг завещания богатого купца Каркунова, на которое, естественно, находится масса претендентов. Характерный для Островского сюжет, характерные герои. Обличительный пафос в адрес зажравшихся столичных богатеев и их прихлебателей звучит пусть и злободневно, но несколько наивно. Да, прямолинейная, да, назидательная — такой видится пьеса из сегодняшнего дня. Но, возможно, этим она и привлекла режиссера-постановщика?
А о серьезности его намерений говорит многое. Скажем, автор пьесы обозначает ее как комедию. Режиссер Юрий Муравицкий — уже как трагикомедию. Если же учесть те многочисленные нравственные сентенции типа «Разумные люди идут по пути благодетели, неразумные становятся жертвой греха», что рассыпаны по всему действию, то хочется определить все это как моралите. Или, выражаясь современным языком, как агитку «за праведную жизнь».
 
Внушает уважение: режиссер не тронул текста классика, не стал сокращать его в угоду современной динамике жизни. Однако заставил актеров говорить в сегодняшнем, более быстром темпе, в сегодняшней, более безэмоциональной, чем раньше, тональности. Но оттого, что актеры подчас не успевают проигрывать свои реплики, а просто их произносят, нравоучительные фразы, кажется, выпячиваются из текста еще больше. Актеры же, имея немалый потенциал, недоигрывают, не реализуют до конца свои возможности.
 
Вероятно, по замыслу режиссера осовременить спектакль призваны также явно не поры Островского, а почти сегодняшние костюмы дам. Видимо, ту же цель преследует и сценическая «клубничка» в виде голого бродяги с почему-то блестящей повязкой на причинном месте — похоже, без подобных «штучек» сегодня уже не мыслим ни один спектакль в Театре-Театре. Однако, кроме постановочной натужности, ничего в них больше не читается. Блестит, но не греет и даже не светит.
 
Думается, в театре юного зрителя при постановке «Предместья» тоже оказались не чужды этой задаче — осовременить пьесу. Правда, здесь и временной разрыв меньше — всего-то 42 года, и герои — узнаваемей. А уж неприкаянная жизнь семьи из Новомыльниково, затерявшегося на просторах необъятной Родины, семьи с ее отношениями, событиями, страстями — и совсем близка сегодняшнему дню. Так что художнику Ирэне Ярутис можно было и не навешивать поездные таблички «Пермь — Кизел», «Пермь — Новороссийск», якобы приближающие действие к местной почве. Можно было не вооружать молодых героев, неожиданно попавших в эту глушь, современными мобильниками. Они, впрочем, скоро оказались ни к чему.
 
Ни к чему, потому что очень быстро действие сосредоточивается не на каких-то внешних деталях или нравоучениях, а — движется человеческими характерами и поступками. Вообще психологизм — сильная сторона драматургии Вампилова, за что его нередко называют последователем Чехова. Вот и тут: явно не вампиловские фразочки типа «Я не такая, я жду трамвая» и уж совсем сегодняшне-обязательное «блин» быстро уходят из памяти, когда на сцене появляется Сарафанов (заслуженный артист России Николай Глебов). Сначала просто отмечаешь его неуместную доверчивость и наивность (нельзя же в самом деле так легко поддаваться обману юных прохиндеев, которые решили разыграть сцену появления тут сына, никогда не видевшего отца). Потом сочувствующими глазами смотришь на те проблемы, что приходится разгребать ему (ох, не очень-то и получается) в своей семье. И, наконец, проживаешь вместе с ним одну из финальных сцен, когда выясняется, что приблудившийся студент вовсе и не сын ему.
 
— Быть этого не может, — следует первая реакция Сарафанова.
— Как же так? — спрашивает он то ли себя, то ли окружающих.
— Скажи, что ты мой сын. Скажи! — это уже «старшему сыну».
— Не верю, я не хочу верить! — снова больше себе, чем другим. — Знать этого не хочу.
— Ты настоящий Сарафанов. Мой сын. Любимый сын.
 
И зал, вместе с Сарафановым испытавший всю эту гамму: от растерянности к услышанности, от неверия к надежде, от сомнения к убежденности — облегченно вздыхает. А затем Сарафанов подходит к «старшему сыну» и застегивает его — словно отгораживает от чужого мира. Для него это действительно так: «жизнь справедлива и милосердна», «все люди — братья». Или отцы и дети. Родня.
 
Надо признать: молодые герои проигрывают Сарафанову в психологизме (так что спектакль не случайно имеет первое название пьесы, а не «Старший сын», как более распространено и привычно). И исполняющие их молодые артисты, недавние выпускники Пермского института искусства и культуры, уступают старшим коллегам. Но не зря режиссер-постановщик «Предместья», он же худрук ТЮЗа Михаил Скоморохов настойчиво повторяет: «Это комедия, так и воспринимайте спектакль». Будто подразумевается, что здесь сетка-авоська из 60-х годов может соседствовать с крутыми джинсами, а психологизм «на разрыв» — со сдержанностью сценической манеры молодых. Впрочем, ситуацию возможно толковать и так: молодым артистам есть куда расти.
 
Ну, а зритель? Особенно молодой, кому «на вырост» и адресованы эти спектакли?
 
На премьерах «Предместья» тюзовский зал был полон. Не хочу идеализировать, но по тому, как чутко реагировали зрители на смешные моменты, как сопереживали героям в психологических сценах и устраивали овации под занавес, можно сказать, что спектакль «проник». Искушенные театралы, успевшие посмотреть два актерских состава, возымели возможность отдать свои предпочтения тому или другому. А о Сарафанове-Глебове, по мнению многих, будет сказано еще немало. Кстати, есть и такой в кой-то раз подтвержденный вывод: несмотря на все «измы» и «актуальности», что сегодня теснятся на сцене, человек с его переживаниями будет всегда в моде. Вот и флаг ему в руки, как говорится.
 
На премьерном «Сердце не камень» в Театре-Театре зал был еще моложе, чем в ТЮЗе — в основном студенты. Много студентов. Но было ощущение, пришли они сюда словно по разнарядке, чуть ли не строем (в кассе, по сведениям знающих людей, было продано всего 40 билетов). Так и смотрели. Судя по реакции, в лучшем случае — с иронией воспринимали звучащую со сцены «мораль», в худшем — откровенно скучали. Жаль, если не заметили двух несомненных достоинств спектакля. Во-первых, блестящего языка Островского, который так диссонирует сегодня с повседневной словесной невнятицей. Во-вторых, что спектакль уместился в два с половиной часа — своеобразный рекорд для классики в Театре-Театре.
 
Что же касается встречи с героем — тут как кому повезло. Он востребован. Поиски продолжаются?

Людмила КАРГОПОЛЬЦЕВА
Пермская краевая газета «Звезда» № 60 (31624) от 4 июня 2010

Расскажите друзьям: