«Мы все находимся под куполом»

«Мы все находимся под куполом»

10 июля 2018

Режиссёр Артём Баскаков о жизни подростков, экологии и независимом театре

В Пермском ТЮЗе на «Театральной бессоннице» прошла премьера спектакля «Гришка Вольт». Одноимённая пьеса была написана драматургом Светланой Баженовой специально для театра в рамках лаборатории «Разговор на равных» пару лет назад. Сюжет фантастический: группа школьников оказалась заперта в классе информатики силовым полем инопланетян, которые хотят уничтожить Землю как неудачный эксперимент и забрать лишь одного человека в музей. Поставил «Гришку Вольта» режиссёр Молодёжного художественного театра Улан-Удэ Артём Баскаков, который уже сделал несколько спектаклей в ТЮЗе.
Незадолго до премьеры корреспондент «Звезды» Григорий Ноговицын поговорил с Артёмом Баскаковым о спектакле, работе независимого театра в провинции и проблемах, которые должно поднимать искусство.

Вы ставите спектакль по пьесе «Гришка Вольт», которая была специально написана для этого театра в рамках лаборатории. Пьесу предложил театр?

— Изначально у нас было другое название — это была классика. Но как-то не сложилось. В театре мне предложили поставить «Гришку Вольта». Мне пьеса понравилась, к тому же я знаком со Светланой Баженовой. Она очень талантливый драматург.

Что вас конкретно зацепило в этой пьесе?

— Знаете, у певицы Гречки есть такая песня — «Подростки». Она заканчивается так: «Как сложно быть подростком». Для меня важна эта история. Сложно быть подростком, сложно играть подростков в ТЮЗе так, чтобы это было убедительно. Но прежде всего она меня зацепила своей темой тотального одиночества человека перед лицом надвигающейся катастрофы. Мы определяем жанр как многопользовательский апокалипсис. Люди пытаются услышать друг друга, но не слышат.

Сейчас растёт замечательное поколение, но мы все сидим за стеной. Мы все находимся под куполом. Там история в том, что куполом накрыло класс информатики, а на самом деле это нас с вами колпаком накрыло. У меня нет ощущения свободы от времени, в котором я живу и работаю. А подростки, я думаю, это чувствуют и понимают, как никто.

Этот купол создан кем-то извне, или мы сами его создаём?

— Это хороший вопрос! Я не знаю. Но думаю, что здесь как первое, так и второе. Мы прячемся под купол от всех из-за страха показаться хуже, чем мы есть. Есть ещё политический контекст купола. Можно Замятина почитать, у него про это хорошо сказано.

В отрывке, показанном на лаборатории, была очень важна тема Сети, вы сохранили её и тот феноменальный монолог учителя информатики на геймерском сленге?

— Безусловно. Я считаю, что это один из ярких моментов в спектакле.

Но там ещё и тема компьютерных игр, и общения в Сети, не зря же всё действие происходит именно в классе информатики.

— Они прячутся в игру Dota от реальности, потому что в реальности жизнь закончится. Но даже в Dota героям не удается играть командно и результативно.

Ещё насчёт интернета. Я, готовясь к беседе, искал материалы о Молодёжном художественном театре в Улан-Удэ, где вы работаете, и меня удивило то, что я не нашёл его сайт.

— Да, сайта нет.

Как театр живёт в современном мире без сайта?

— Понимаете, это отдельная история создания нашего театра. Театру 37 лет, его не поддерживает государство. Есть только одна маленькая субсидия на сохранение муниципального имущества. Деньги на ремонт помещения и оплату коммунальных затрат. Зарплат нет. Спасаемся грантами иногда, как и многие коллективы. Нет сайта, но он будет. Есть группы в соцсетях, которые работают активно. Я не считаю, что отсутствие сайта — самая большая проблема театра. Отсутствие финансирования — более важная проблема.

Пока группы в соцсетях удовлетворяют потребность в общении с аудиторией?

— Да. Конечно, хочется, чтобы сразу было всего много. Мы сделаем сайт, я сам, на самом деле, давно об этом мечтаю. Сейчас это не сложно, но опять же деньги. Сделаем. Сложно всё делать одному, вот так бы я сказал.

Но я посмотрел, что ваш театр — это очень интересный пример того, как живёт и работает в провинции независимый коллектив много лет. В чём особенность Молодёжного художественного театра?

— Я думаю, что главная особенность в том, что его основатель — Анатолий Борисович Баскаков (это мой отец) — создал с единомышленниками (выпускниками его курса) с нуля авторский независимый театр в 90-х г. в Улан-Удэ. Актёры с высшим образованием работали и работают на добровольных началах, а это уже о многом говорит. Сам театр находится в цокольном этаже жилого дома — очень атмосферное место.

Плюс у нашего театра несколько направлений деятельности. Одно из них — экологическое. Мы более пятнадцати лет театром выезжали на Байкал и убирали мусор. На достаточно большой территории берега озера мы создали экологические движение «Международная Байкальская береговая волонтерская служба» (МББВС). Постепенно приучили людей выносить отсортированные пакеты на дорогу, которые отвозим в пункт временного хранения, а потом на машинах — в город. Пару лет назад мы вывезли оттуда двенадцать тонн мусора. И это, естественно, не только силами театра. Мы привлекли к этому движению волонтёров из разных стран — Грузии, Польши, Франции и Германии.

Получается, это именно человеческая, гражданская активность театра?

— Именно так. Это не кто-то нас попросил: «Вы не могли бы тут убрать?» Хотя это тоже очень сложно, потому что, если не выиграть грант никто тебя поддерживать не будет. Казалось бы, в год добровольчества надо завалить грантами самые активные организации, но этого не происходит. Есть один фонд президентских грантов, а там такая штука: мы можем выиграть деньги, если являемся организацией, которую не поддерживает государство. А нас немного поддерживает, потому что нам дают субсидию на сохранение муниципального имущества. Получается: нам надо было создать организацию внутри организации и подать на грант. И эта тотальная бюрократия нас бы заполонила. И поэтому мы отказались от этой деятельности в год добровольчества.

Вы пробовали затрагивать эту экологическую тематику в спектаклях?

— Безусловно. У нас был проект «Байкал — Средиземноморье». К нам приезжали несколько писателей и режиссёров из Франции. Были написаны тексты на тему экологической катастрофы на Байкале. Это были маленькие пьесы или рассказы. Они были в лабораторном режиме поставлены в Улан-Удэ в нашем театре, а потом небольшим тиражом французы издали книжки с русским и французским переводом этих текстов. Хотели повторить на следующий год, но не сложилось — денег не нашли. Сейчас в планах есть идея сделать большой театральный эко-фестиваль на Байкале. Но на это нужна подготовка и финансирование.

Вы считаете, что искусство должно поднимать такие темы, как экология?

— Знаете, я в какой-то момент подумал: «А кто, если не мы?» В 2015 году я решил вернуться из Москвы в Улан-Удэ. Какого-то понимания своего центра, места, откуда я могу менять свою реальность, у меня не было. Тогда я подумал: «Почему я не возвращаюсь?» Вот тогда и сформулировал цель: Молодёжный театр снова зазвучит, снова станет интересным театральным местом в городе. Я сказал себе, что у меня есть три года на этот результат.

Ещё у нас есть театрально-социальное направление. Это проект «Социум. Разорванная нить». Мы поставили спектакль по пьесе Максима Курочкина «Детство не вовремя» про сложности во взаимопонимании между родителями и подростками. Там у нас работал психолог-консультант, и после каждого мы спектакля мы общались со зрителем не о спектакле даже, а о теме, которую он поднимает: почему эта разорванная связь возникает, в чём её причина. У нас были классные откровения — своими болями делись родители и их дети.

Получается, сейчас молодому режиссёру в России нужна такая точка опоры? Или это лично ваша ситуация?

— Мне сложно за всех говорить. У меня жизнь складывается таким образом, у кого-то иначе. У кого-то получилось утвердиться в Москве и в центральных театрах страны делать успешную карьеру. Это здорово, я очень рад за своих коллег. А есть и те, кто решил уехать на периферию и делать там театр.

Я из тех, кто, так скажем, не ищет лёгких путей. Если у меня получится сделать театр в Улан-Удэ, у меня получится сделать театр везде. При этом я отдаю отчёт в том, что нашему театру сложно выжить. Это правда. Надо выезжать на фестивали, делать хорошие спектакли. Когда начинаешь делать спектакль, то понимаешь, что ты не столько спектакль ставишь, сколько занимаешься кучей административной, продюсерской, организационной, бухгалтерской, околотеатральной работой больше, чем спектаклем. Иногда это влияет на его качество и не всегда в лучшую сторону. Коллектив небольшой, штатных единиц нет вообще. Я это делаю в основном своими силами. Да ещё один-два человека помогает, и становится ощутима ценность каждого отдельно взятого кадра, работающего в театре.

Здесь, в ТЮЗе, я могу сосредоточиться на пьесе. Я могу не думать о том, как это будет рекламироваться, дальше продвигаться. Я не думаю, о том, чтобы назначить с вами встречу. А там иногда приходится это делать самому, просить журналистов прийти и ещё какие-то вещи. Технологические вещи не дают нам возможности выйти на несколько спектаклей в неделю. В результате, независимый театр в провинции — это подвиг, который мы все вместе совершаем. И я не понимаю — нужен он городу или нет? Если он окажется не нужен, значит, 37 лет истории уйдёт в пыль. Но я надеюсь, что этого не случится. Пока я там я буду делать всё, что могу. Извините за патетику, но это так.

Бурятия — это национальная республика со своими колоритом и спецификой, они как-то отражаются на театральной жизни?

— Да. Во-первых, там есть два национальных театра. Театр танца «Байкал» и Буряад театр, который специализируется на постановках на бурятском языке. Недавно к нам приезжал драматург Вячеслав Дурненков, и он сказал: «Я дома. Я много, где был, но я нигде так себя не чувствовал». Я не знаю, почему он это сказал: то ли потому, что Бурятия — место силы, то ли просто из уважения к людям.

Не могу сказать, что на Молодёжном театре национальный колорит как-то сказывается. Мы сделали спектакль «Намжил Нимбуев. Стихи». Поэт Намжил Нимбуев писал в основном на русском языке в жанре верлибр. Но при этом был бурятом. Двойственность тут существует, и всё на стыке. Здорово, что находишься между Востоком и Западом.

«Гришка Вольт» — это уже третья ваша постановка в Пермском ТЮЗе, какие у вас сложились впечатления от этого театра?

— Впечатления замечательные. У меня нет ощущения, что здесь все работают как на заводе — потому что надо. Театр живой, он умеет говорить с молодой аудиторией Перми. Это здорово. Есть и взрослые спектакли. Нет ощущения, что это только ТЮЗ с домиками, где Бабки-ежки бегают по сцене. Здорово, что поднимаются важные темы в спектаклях, театр не боится говорить современным театральным языком с публикой. Хотелось бы, чтобы таких постановок было больше.

У меня это третья работа здесь, и это каждый раз разный опыт. Первый опыт — это «Теперь ты снова Бог», подростковый спектакль на двоих, в фойе, лабораторная работа. Я его очень люблю, это был честный спектакль о поиске себя. Второй спектакль — «Холодное сердце» — был другим, в духе Тима Бёртона. Мы сделали страшную и красивую сказку о том, как человек меняет сердце на деньги. А «Гришка Вольт» — это вообще третья история.

Переживаю, как будет воспринята наша постановка, но при этом верю, что зритель услышит нас и поймёт.


Фото: Ильяс Фархутдинов


Расскажите друзьям: