26 сентября, во второй день Открытого театрального фестиваля моноспектаклей и дуэтов «Свой», пермский театр «Большая стирка» представил спектакль «Брут — история собаки». Литературной основой постановки стал рассказ Людвика Ашкенази «Брут».
Оригинальный текст писателя чешско-еврейского происхождения — пронзительная история о немецкой овчарке по имени Брут, его хозяйке-еврейке (ее пес про себя нежно называет Хрупкой) и том, что сотворили с ними приверженцы нацистского режима. Для разговора на эмоционально сложную и вместе с тем нежную тему о любви и преданности режиссер Дмитрий Заболотских выбрал очень точный формат моноспектакля как откровенного разговора персонажа со зрителем.
Исполнителю заглавной роли Александру Смирнову в этом разговоре удается не просто держать на себе все внимание публики и переходить с доверительного шепота то на отчаянный хрип, то на собачье тявканье, но и управляться с реквизитом. Его немного, но устроен он чрезвычайно сложно: по натянутому посреди сцены подвесу актер то выкатывает полупрозрачное небесно-голубое легкое платье, символизирующее Хрупкую, то полосатый пиджак узника концлагеря, то зловеще звякающие собачьи ошейники на длинных цепочках. Удивительно и то, как обычная кровать из мягкого уютного домашнего ложа трансформируется сначала в загон, после — в стену клетки, а затем в эшафот, по которому многочисленные нацистские узники уходят на казнь.
Трансформация — основополагающий прием спектакля. Подобно реквизиту в руках актера, добрый пес Брут в руках нациста превращается в жесткого исполнителя приказов и человекодушителя. Начиная спектакль в мягком безразмерном домашнем халате, Александр Смирнов заканчивает его уже в кирзовых сапогах, брюках-галифе и военной портупее. Его Брут больше не сдерживает животные порывы, не одергивает себя при мысли о теплой крови живого существа, но наслаждается своей злостью и кровожадностью. Что резко контрастирует с образом, который зритель увидел в самом начале спектакля — образом любящего, немножко смешного и нелепого пса, воспитанника женщины, что в голод отдала ему последнюю ценность – свиную колбаску.
Музыки в спектакле почти нет — все звуковое пространство заполняет голос актера. Исключение составляют лишь две европейские песни военного времени. Одна обещает безмятежный отдых, вторая — веселая немецкая песня – напоминает о страшных мелодиях, какие напевали солдаты гитлеровской армии во время военных походов. Услышав эту композицию в отрыве от заложенного историей контекста, никто и ни за что не приписал бы ей того ужаса, что взрастает в зрителе при включении на спектакле. И даже первая, безмятежная песня к концу действия изворачивается и приобретает смысл обещанного, но не сбывшегося рая и трагической кончины Хрупкой.
В руках Александра Смирнова и Дмитрия Заболотских оказалась история сильная, способная вызвать слезы в любых интерпретациях и воплощениях. В «Большой стирке» к материалу и зрителю отнеслись с уважением и не стали злоупотреблять трагизмом. Сценические приемы хоть и усиливают эффект от текста, но в то же время выступают гармонизирующим буфером, связью между двумя полярными полюсами: излишней сентиментальностью и холодной отстраненностью, — как, например, в отрывке о последней встрече Брута и его бывшей хозяйки. Александр Смирнов спокойным тоном ведет свой рассказ, вырезая маленьких человечков из белой тонкой бумаги — символы хрупких жизней пленников в руках завоевателей, — но вдруг, откуда ни возьмись, в его ладони появляется голубая ткань платья Хрупкой как напоминание о прошлом.
Перелом в судьбе и характере Брута окрашен в багровые тона, он сверкает длинным и холодным лезвием, данным ему нацистским дрессировщиком. Но любовь, что заложила в свою собаку Хрупкая, живет в Бруте несмотря на воспитание жестокостью, которому подвергают его в немецком лагере. Обе ипостаси взрастили в псе люди. Режиссерская мысль выражена прямолинейно и просто — нет в мире страшнее животного, чем человек.
Портал КУЛЬТУРА ЕКАТЕРИНБУРГА
