По ступеням Вавилонской башни

По ступеням Вавилонской башни

13 мая 2017

Илья Губин
Петербургский театральный журнал

«Еврейское счастье». По повести Л. Улицкой «Мой внук Вениамин».
Пермский театр юного зрителя.
Режиссер Михаил Скоморохов, художник Ольга Трофимова.
 

«Хорошая работа из моды не выходит». Эти слова Эсфири Львовны, главной героини пьесы Людмилы Улицкой «Мой внук Вениамин», как нельзя лучше характеризуют премьеру Пермского ТЮЗа. Новый спектакль Михаила Скоморохова, несомненно, олдскульный, но в данном случае это скорее плюс, чем минус.
 
У постановки название «Еврейское счастье», что несколько обедняет тематику и выделяет национальную проблему, в то время как ценность пьесы Улицкой именно в ее интернациональности. Впрочем, еврейская тема в спектакле излишне не подчеркивается ни в костюмах, ни в характерном говоре, что позволяет спектаклю подняться над конкретикой и выйти на философский уровень осмысления.
 
Тема театра заявлена в спектакле с первых минут нарочито театральными интонациями Эсфири (Валентина Лаптева), в прошлом — заведующей пошивочно-костюмерным цехом столичного театра. Но и актерского дарования героиня, безусловно, не лишена. Спектакль Пермского ТЮЗа — своеобразное посвящение театру вообще и Камерному театру в частности. С портрета, размещенного на сцене, на нас смотрит Александр Таиров, а в финале спектакля возникает и знаменитый шлем Федры, надевая который, Валентина Лаптева оказывается поразительно похожей на Алису Коонен.
 
Конечно, шлем Федры — не только маркер театральности, но и элемент, обнаруживающий в главной героине полководца, причем эллинских времен, так как и шлем Федры, и сам спектакль Таирова отсылали именно к этому историческом периоду. Это удивительным образом рифмуется с репликой: «Фира, не зря же дедушка Натан звал тебя „царь Соломон в юбке“», благодаря чему в образе Эсфири мы видим реминисценции не только античности, но и библейские, впрочем, и сама героиня замечает, что ее род идет по прямой линии от Адама.
 
Тема исторического времени в спектакле одна из центральных. Постановка виртуозно играет с эстетикой авангарда 1920-х годов не только при помощи отсылок к Камерному театру Таирова, но и при помощи сценографии, придуманной Ольгой Трофимовой. На сцене мы видим большое вытянутое окно, расположенное под углом, которое обвивает лестница, уходящая вверх. Эта конструкция отсылает к проекту знаменитой башни Татлина, но, глядя на Эсфирь в исполнении Валентины Лаптевой, мы можем смело говорить, что это еще и аллюзия на Вавилонскую башню. Играя свою жизнь, как спектакль, Эсфирь вступает в конфликт с Богом, и ей кажется, что она может управлять не только своей судьбой, но и судьбами окружающих. Выстраивая жизнь сына Левы, который так и не появляется на сцене и влияет на развитие сюжета лишь с помощью писем, двоюродной сестры Лизы (Татьяна Жаркова) и Сонечки (Анна Михайлова), невесты для Левы, которую героиня самолично привозит из Бобруйска, Эсфирь Львовна будто поднимается по ступеням Вавилонской башни, пытаясь встать на один уровень с Богом. Но подобно тому, как Бог не дал достроить Вавилонскую башню, он не дает Эсфири доиграть ее спектакль, столь виртуозно придуманный. Жизнь оказывается сложнее, а Эсфирь вновь обнаруживает себя человеком, а не богом и, соглашаясь с Всевышним, заявляет: «Ну, хорошо, пусть будет так…».
 
Еще одна важная линия спектакля — семейная. На протяжении последних десяти лет она является центральной для Михаила Скоморохова. Теме семьи были посвящены и «Предместье» А. Вампилова, и «Господа Головлевы» М. Е. Салтыкова-Щедрина, и «Продавец дождя» Р. Нэша. Не стал исключением и новый спектакль. Главная героиня мечтает: «Я хочу, чтоб за стол садилась большая семья, чтобы кровь моя не умерла». Эти мечты, направленные в будущее, родом из прошлого, когда в Бобруйске за стол садилось по одиннадцать человек за раз. Как память о том времени мы видим огромную старую фотографию, на которой запечатлена большая еврейская община Бобруйска. По ходу действия спектакля эта фотография распадается на отдельные, меньшие по размеру, мы видим, как растворяются лица. А в финале перед нами вновь цельная фотография, потому что обнаруживается главное: семья — это не только кровное родство. Появление фотографий на сцене не случайно, так как каждая картина спектакля — своеобразная фотография, запечатлевшая одну из историй этой семьи. Картины нарочито отделены друг от друга и начинаются с отключения света и немых поз Эсфири, которые напоминают о старых художественных фотографиях, поэтому в каждой новой картине Эсфирь предстает перед нами в новых нарядах, дабы зафиксировать и свой талант, и свои лучшие работы.
 
В «Еврейском счастье» Михаил Скоморохов, подобно старой фотокамере, зафиксировал время, о котором уже забыли. Время, когда был иным театр. Время, когда были иные ценности. Время, в котором, кажется, было так хорошо… Но любое время хорошо в воспоминаниях, так как память слишком избирательна.

 


Расскажите друзьям: