Ставить «Мёртвые души» — благодарная работа для режиссёра. Есть прекрасная инсценировка Михаила Булгакова, есть специально написанная гениальная музыка Альфреда Шнитке. Простор для самовыражения постановщика — знай выдумывай мизансцены!
Однако главный режиссёр Театра-Театра Владимир Гурфинкель, взявшись за эту работу по предложению худрука ТЮЗа Михаила Скоморохова, решил всё сделать оригинально, начиная с инсценировки, которую написал завлит Театра-Театра Илья Губин. Хотя постановщик и отрицает, что спектакль навеян актуальными событиями в театральном мире, но что-то такое там слышится и видится, равно как и смутное эхо жарких споров об истории России в ХХ веке, которые уже раскололи и продолжают раскалывать гражданское общество.
Спектакль поставлен в жанре допроса, следствия и суда. Даже программка оформлена в виде казённой папки для дел, отмеченной грифом «хранить вечно» и архивными штампами и озаглавленной «Дело о русской жизни». Внутри, кроме перечислений авторов спектакля и актёров, содержатся очень выразительные цитаты из гоголевской публицистики, а также высказывания великих писателей разных времён о Гоголе.
Впрочем, во время просмотра становится ясно: это, скорее, антураж — многозначительный, но антураж. Сам спектакль — это никакой не детектив, не судебная драма, а что-то вроде роуд-муви, путешествия от одного персонажа к другому, и главное в нём — это как раз персонажи, фантасмагорические и в то же время очень живые образы. На пресс-конференции, предваряющей премьеру, Владимир Гурфинкель говорил, что старался уйти от карикатурности и в каждом из знаменитых гоголевских помещиков, чьи имена давно стали нарицательными, а они сами — олицетворением пороков, найти что-то живое и даже трагичное. Тем не менее, актёры так смачно играют этих персонажей, что если это не карикатура, то по меньше мере шарж.
Здесь каждый прекрасен. О каждом хочется спеть.
Плюшкин — Александр Красиков, который уже сыграл в ТЮЗе «нарицательного» персонажа из русской классики — Иудушку Головлёва, и сыграл просто блистательно; здесь он громоздит пирамиду из табуреток, которые в этой постановке играют роль любого домашнего скарба, пытается с этой пирамиды не слезать, обнимает её руками («Моё!!!») и уморительно копается в складках и закоулках многочисленных ватников и полушалков, напяленных один поверх другого, когда в припадке радушия решается угостить Чичикова трёхлетним сухариком.
Собакевич — Яков Рудаков, размашистый, в лохматой шубе на голое тело; Ноздрёв в замызганной манишке, очень смачно, с огромным драйвом сыгранный Дмитрием Юрковым...
Блестящая комедийная реприза — эпизод с Маниловым. Михаил Шибанов буквально вытанцовывает свою роль (на одной ноге — балетная туфля с пуантом), да ещё в дуэте с «душенькой»-женой, в роли которой — артист Дмитрий Гордеев, а у него в балетных туфлях обе... руки.
В роли помещицы Коробочки — тоже актёр-мужчина, Роман Кондратьев. Почему вдруг Гоголь играется «по-шекспировски», объясняется двояко: во-первых, «женских душ» на Руси практически не было, вернее, были, но отдавались бесплатно «в нагрузку» к мужским; во-вторых, по мнению Гурфинкеля, женщина не сыграет женщину так выпукло и гротескно, как мужчина: актриса начнёт искать психологические тонкости, а тут надо два-три штриха, зато крупных.
И получилось! И Коробочка, и супруга Манилова вызвали в зале и смех, и аплодисменты, а после спектакля — бурное обсуждение в восторженных тонах.
В целом же спектакль — настоящий бенефис Александра Смирнова. Его Чичиков из мелкого прохиндея, этакого дедушки Остапа Бендера превратился в протагониста. Гурфинкель и Губин щедро подарили ему знаменитые авторские высказывания о России, о дороге, которые артист произносит с искренностью, помноженной на фирменную харизму Смирнова. Ну, невозможно к нему относиться как к жулику, да и не требуется это.
Чичиков здесь не столько покупатель «мёртвых душ», сколько alter ego авторов — и Гоголя, и его современных театральных интерпретаторов. Он — исследователь той самой «русской жизни», на которую в спектакле заведено дело и идёт следствие, и он же — её олицетворение.
За Александра Смирнова очень радостно. Честно говоря, поклонники его бесспорного таланта несколько напряглись, когда он начал выступать на эстраде и принимать участие в коммерческих комедиях. Талант, конечно, не пропьёшь, но запросто можно «заиграть», спустить на набор штампов. «Мёртвые души» показали, что Смирнов благополучно обошёл эту опасную дорогу: здесь он играет не только «от профессии», но и от сердца.
Гурфинкель говорит, что отправной точкой для создания спектакля стало то, что кроме всем известного первого и сожжённого второго томов «Мёртвых душ» Гоголь задумывал ещё и третий, в котором Чичиков оказывается на каторге в Сибири. Поэтому герой и его «подельник» Селифан, которого Александр Шаров играет как этакого пацана на раёне, то и дело устраивающегося на корточках с характерной распальцовкой, вдруг оказываются одеты в некие подобия тюремных ватников, а вокруг — люди в форме. И это, конечно, никакое не справедливое наказание для мошенника, а просто русская судьба, мысли о которой, судя по спектаклю, совсем не веселят Гурфинкеля.
Чем ближе к финалу, тем больше в этой истории жути. Как оказывается, жуть в России всегда одна и та же — от гоголевской мистики с воскресшими мертвецами (мотив положения в гроб то и дело появляется в спектакле, и даже в программке воспроизведён соответствующий фрагмент из гоголевского завещания) до холодящей душу мысли о том, что много кому ещё придётся осваивать профессию швеи-мотористки посреди таёжных просторов (Чичикову и Селифану приходится-таки) — всё это одна тоскливая русская покорность судьбе, пробуждающая самых разнообразных демонов.
И всё же в этой истории о дороге, о России и о том, насколько разные и забавные люди в ней живут, очень много красоты. За неё «отвечают», прежде всего, художник-постановщик Ирэна Ярутис, художник по свету Евгений Ганзбург и художник видеоарта Наталья Наумова, которые создали минималистичное, практически монохромное, но очень глубокое и многослойное — благодаря видео — пространство сцены. Финальный эпизод, происходящий на фоне заснеженного пейзажа, когда на сцене — «лес» гигантских, выше человеческого роста борщевиков, вызывает пощипывание в носу у каждого, кто бывал в пасмурный зимний день на заброшенных полях Пермского края, а бесконечные просторы с тянущимися рядами столбов и проводов, это, конечно, анахронизм, но простительный — ведь это образ бесконечной русской дороги, а он очень важен. Есть в этом что-то такое родное... Да, неустроенное, да, дикое... Но по-своему прекрасное.
«В унисон» с видео — саунд-дизайн постоянного соавтора Гурфинкеля Виталия Истомина, в котором слышатся то свиридовские, то моцартовские нотки, но лишь как маркер ситуации, ни в коей мере не как цитаты. Вообще, звук в спектакле очень изобретательный, очень выстроенный, и это касается не только музыки, но и речи, которая из обычной, бытовой вдруг превращается в этакий глас истины благодаря мастерской работе звукорежиссёра и профессиональным навыкам Александра Смирнова в работе со звуковой гарнитурой. Его призыв: «Гони, Селифан!», звучащий на протяжении спектакля неоднократно, благодаря этому эффекту становится призывом к вечному движению, манифестом некоей исторической силы, которая никогда не остановится, той самой дороги, финал которой неизвестен, ибо Русь, как известно, не даёт на этот вопрос ответа.
Юлия Баталина, редактор отдела культуры ИД «Компаньон»
Фотографии Алексея Гущина
