Cтатья Юлии Баталиной в «Новом компаньоне»
«Я вижу солнце» (12 +, от 14 лет) в постановке Михаила Скоморохова — из числа тех спектаклей, что особо пострадали от ковида: премьера планировалась, само собой, на май 2020, но тут случился локдаун, и сдать спектакль удалось лишь в декабре, а потом начался капитальный ремонт здания театра, замена всей сценической машинерии, после перерыва пришлось снова всё репетировать, и вот случилась-таки большая зрительская премьера этого во всех отношениях большого спектакля.
Михаил Скоморохов, который в феврале отметит 39 лет руководства Пермским ТЮЗом, сравнивает «Я вижу солнце» со своей первой пермской постановкой — «Ах, Невский» по «Петербургским повестям» Гоголя. Действительно, много общего: талантливая, живая драматургическая переработка прозы (повесть Нодара Думбадзе инсценировал Сергей Коробков, редакция завлита театра Ильи Губина и самого Скоморохова); музыка, пронизывающая сценическое действие — не в виде вставных номеров, как в мюзикле, а в виде стихии, сливающейся с прочими элементами постановки; обилие сценических персонажей — в обоих спектаклях на сцене вся труппа буквально (50 человек, в том числе девять студентов института культуры), и не просто как массовка, а как единство ярких характеров, среди которых несколько прямо-таки бенефисных.
Рассказывая об истории постановки, Скоморохов говорит, что искал материал для юбилейного спектакля, но такой, чтобы не было натужного пафоса и особенно — романтизации войны. Повесть Нодара Думбадзе подошла идеально: это история о детях, она очень воспитательная и в то же время лирическая, и не только потому, что речь идёт о первой подростковой любви, но и потому, что её интонация — предельно искренняя.
Эта вещь отчасти автобиографическая: созданная в «оттепельные» 1960-е годы, она затрагивает тему политических репрессий, жертвами которых стали родители и самого Нодара Думбадзе, и его героя — мальчика Сосо. Думбадзе пишет о том, что ему болезненно дорого; дружба, взаимовыручка, невероятная щедрость грузинских крестьян складываются в образ чудесной солнечной земли и её народа.
Спектакль такой трогательный, что на премьере зрительницы рыдали. Ну, это, конечно, спорный показатель качества, однако ТЮЗ очень тонко обозначил границу между уместной сентиментальностью и нарочитым выдавливанием слёз, ни разу эту границу не нарушив. Здесь всего в меру: есть и ирония, и юмор, и увлекательные коллизии, и даже немного эротики.
Кажется, главной установкой режиссёра и всей постановочной группы было — не пережать, не передавить. Всё, что касается войны и её нешуточных трагедий — таких эпизодов в спектакле немало — дано очень деликатно. Действие происходит в тылу, поэтому и война, как выразился Михаил Скоморохов, «за кадром». Она здесь не столько в действии, сколько в ощущениях. Идёт ли речь о детских проделках или о крестьянской работе — всё равно она где-то рядом: в грустных песнях, в трагических жестах, в появляющихся где-то на горизонте смутных тенях односельчан, ушедших на фронт, — то ли живых людей, то ли призраков.
Это ощущение близкой трагедии очень во многом заслуга режиссёра-хореографа Ирины Ткаченко. Спектакль изобилует пластическими эпизодами, и весь большой сценический коллектив — это ещё и танцевальный ансамбль, исполняющий выразительную хореографическую композицию, где каждый жест многозначителен и ценен. В этих жестах и позах — и ощущение потери, и незримое присутствие Грузии. Всё это накладывается на замечательный саундтрек, созданный Марком Гольдбергом на основе великой музыки Гии Канчели.
В передаче национального колорита постановщики столь же лаконичны и деликатны, как и в передаче ощущения военного времени. Никакого деланного акцента, никакой «этнической» пестроты. Художник-постановщик Ирэна Ярутис построила на сцене деревянный «сельский» мир — горы и поля, река и её берег, деревья и, разумеется, солнце — всё это деревянное, из досочек. К подобному приёму художница прибегала в «Поминальной молитве» в Театре-Театре — такие же минималистичные деревянные помосты, однако здесь, в «грузинском» спектакле, гораздо больше пейзажности, ощущения простора.
В таком же «дощатом» стиле сделано видео Максима Шихова, которое добавляет сценографии недостающих деталей: вот летят птицы из досочек, на стене дома висит портрет из досочек… Даже на платьях школьниц то и дело возникает этот «дощатый» паттерн.
В создании костюмов Ирэна Ярутис порезвилась вволю: здесь и размашистые кепки-«аэродромы», и лохматые папахи с такими же бурками, и газыри. Но при всём этом в дизайне костюмов торжествует та же сдержанность и монохромность, что и в сценографии: серые, белые, чёрные одежды, крестьянская «простота», но простота в кавычках — в фасонах платьев и головных уборов бездна фантазии.
Наверное, главное качество «Я вижу солнце» в ТЮЗе — это ансамблевость, столь ценная не только в музыкальном исполнительстве. Постановочная группа, о которой Михаил Скоморохов сказал с искренним восхищением, что она «просто страшная», сработала как настоящий ансамбль: и музыка, и пластика, и сценография, и костюмы, и видео — всё это в едином ключе, эмоциональном и стилистическом. Хочется особо сказать о гриме. Мы его редко хвалим и вообще замечаем, но здесь он такой прекрасный, что невозможно не упомянуть: вся труппа театра вдруг превратилась в грузин, причём без грубых приёмов, тонкими, но убедительными штрихами.
Так же ансамблево работают актёры. Видно, что репетировали долго, действие отточили. Конечно, не все актёрские работы равноценны, чего уж хитрить, зато лучшие достойны всяческих упоминаний. Здесь и трогательные старички Бабило и Верико Керкадзе, которых играют ветераны Вячеслав Тимошин и Валентина Лаптева, и деревенский дурачок Бежан Эсадзе (Дмитрий Гордеев), и его бабушка Акваринэ в исполнении Татьяны Жарковой — роль совсем маленькая, но такая точная — и, конечно же, главные герои, юные Сосойя и Хатия — Степан Сопко и Евгения Шишенина. Степан Сопко давно привлекает внимание — он идеальный «тюзовский» актёр, который может играть детей и зверушек, а может — большую и серьёзную историю.
Михаил Скоморохов отчасти искренне, отчасти лукаво частенько говорит, что пора ему на покой. Вот и в этот раз сказанул-таки: «Быть может, это мой последний спектакль», на что Ирэна Ярутис заметила, что она уже пятый «последний» спектакль делает со Скомороховым. Но есть в этой теме очень важный аспект: серьёзные работы последнего времени режиссёр делает, как настоящие «лебединые песни». Вспомнить хотя бы «Ёжика в тумане», которого Михаил Юьевич ставил с той же Ирэной Ярутис. Режиссёр столько мыслей и эмоций вложил в этот спектакль! И здесь — то же самое. Столько важного, сокровенного, жизненного — и всё это по-скомороховски: с юмором, деликатностью и фантазией.
Совсем как в незабываемом спектакле «Ах, Невский».
Фотография Романа Горбатовского
Сосойя Мамеладзе - Степан Сопко
Хатия Шаликашвили - Евгения Шишенина
